В беседе с главным редактором Business FM Ильей Копелевичем на площадке ПМЭФ-2025 президент Российского союза промышленников и предпринимателей (РСПП) Александр Шохин поделился своим видением экономической ситуации. Обсуждались прогнозы относительно дальнейшей динамики ключевой ставки Центробанка, критерии для возможной национализации активов и значимость трудовых мигрантов для российской экономики.
В нашей студии Александр Шохин, президент Российского союза промышленников и предпринимателей. Основная тема для дискуссий — вопрос о сроках и масштабах снижения ключевой ставки, а также о ее влиянии на замедление экономической активности. По результатам обсуждений остается только строить прогнозы. Каков ваш прогноз по снижению ставки?
Александр Шохин: Предлагаю заключить пари относительно ставки. Исходя из упрощенной логики, когда ставка примерно вдвое превышает инфляцию (например, при инфляции около 10% ставка была 20-21%), можно предположить: если, по прогнозу Минэкономразвития, инфляция к концу года снизится до 7 с небольшим процентов, то ключевая ставка может опуститься до 15%. Мой прогноз на конец года — 15%. В следующем году, учитывая стремление ЦБ достичь таргета в 4% инфляции во второй половине 2026 года, ставка, вероятно, составит порядка 7-7,5%.
Это звучит весьма оптимистично.
Александр Шохин: Я готов делать ставки на ставку.
Обсудим это. Возможно, стоит запустить долгосрочный проект ставок в телеграм-канале.
Александр Шохин: Это был бы неплохой способ хоть как-то компенсировать высокую ставку для тех, кто окажется прав.
И заодно привлечь внимание к букмекерским конторам. Я не присутствовал на сессиях с главой ЦБ Эльвирой Набиуллиной, но создается впечатление, что деловое сообщество с уважением относится к ее целям и решимости, несмотря на сложности, которые испытывает бизнес. На ваш взгляд, ее твердая позиция не становится ли своего рода сопротивлением из-за сильного давления?
Александр Шохин: Нет, не думаю, что здесь речь идет о простом упрямстве в ответ на давление. Просто Эльвира Сахипзадовна неуклонно следует выбранному курсу. С ее точки зрения, отклонение от этого пути может привести к серьезным последствиям. Поэтому она настойчиво движется к целевой инфляции в 4% и будет корректировать ставку соответствующим образом. В декабре прошлого года мы инициировали встречу с президентом по вопросу ставки и представили все наши аргументы, опасаясь декабрьского повышения. Ходили слухи о ставке в 23% или даже 25%, причем эти сведения просачивались из самого Центробанка. Возможно, наше выступление на той встрече было довольно жестким — присутствовали руководители многих крупных и средних компаний. Основной посыл был: не трогайте ставку хотя бы до апреля. 21% — это уже высоко, давайте посмотрим, достаточно ли этого уровня для охлаждения экономики. С апреля мы начали новый этап борьбы, уже за снижение ставки, так как экономика явно замедлилась. Теперь и вице-премьер, курирующий экономику (Александр Новак), и министр финансов (Антон Силуанов), и министр экономического развития (Максим Решетников) открыто говорят о необходимости стимулировать экономику, чтобы избежать ее переохлаждения и стагнации. Надо отдать должное ЦБ: после декабрьской встречи была создана совместная рабочая группа ЦБ и РСПП, где мы мониторим ситуацию по отраслям и отдельным предприятиям, чтобы предотвратить замораживание или банкротство критически важных компаний. ЦБ стал прислушиваться и принимать точечные решения, предоставляя послабления банкам-кредиторам, разрешая им реструктурировать долги компаний для их поддержки, и смягчая некоторые нормативы. Ряд заемщиков, готовых брать кредиты под 21%, а в итоге получавших ставки и 25%, и 30%, столкнулись с жесткими регуляторными требованиями ЦБ. Строгие нормативы связаны с возросшими рисками, и многие банки просто не могут выдавать такие кредиты, зная о дальнейшем ужесточении требований. Таким образом, высокая ставка – это одно, но многие компании даже не могли ею воспользоваться.
Важный момент: в таких ситуациях часто говорят о неизбежности банкротств, утверждая, что это даже способствует оздоровлению экономики. Наблюдаются ли сейчас банкротства или их реальные угрозы?
Александр Шохин: Вы знаете, когда аналитики из ЦБ рассуждают о том, что банкротства – это здоровый процесс, позволяющий неэффективным компаниям уйти и освободить место для более сильных, это справедливо лишь в теории, по учебникам. Однако для реальной российской экономики, функционирующей в специфических условиях (связанных со СВО, санкциями и т.д.), где конкуренция ограничена, это не совсем так. Самыми эффективными в таких условиях оказываются не те компании, которые демонстрируют лучшие производственные показатели и ресурсную эффективность, а государственные структуры. Они обладают более высоким кредитным рейтингом и имеют возможность обращаться за поддержкой к правительству. Следовательно, вместо более эффективного перераспределения активов происходит их концентрация в пользу государственного сектора. Тем более что государство периодически “вспоминает” об ошибках приватизации и изымает те или иные активы в казну.
Вот как раз прозвучало слово «приватизация», которое наиболее часто слышится из уст министра финансов Антона Силуанова. Со стороны кажется, что именно Минфин является главным сторонником приватизационных инициатив. Возникает мысль, что министерство не стремится повышать налоги, но ищет способы увеличить доходы бюджета.
Александр Шохин: Такой подход Минфина нас устраивает больше, чем повышение налогов при одновременном росте доли государства в экономике. В прошлом году было достигнуто пакетное соглашение по налогам: бизнес, если не поддержал, то отнесся с пониманием к увеличению налога на прибыль, рассчитывая на то, что до 2030 года налоговая нагрузка не будет расти и взаимные договоренности будут соблюдены. И надо сказать, министр финансов в своих недавних интервью четко заявляет: мы не можем повышать налоги, поскольку это часть нашего соглашения с бизнесом. Однако бюджет нуждается в доходах, поэтому Минфин вновь заговорил об очередном этапе масштабной приватизации. Насколько я понимаю, речь идет в первую очередь о сокращении государственных долей в компаниях с госучастием – в финансовых организациях, энергетике, транспорте и других секторах. Возможности для этого, безусловно, есть, но кто станет покупать акции этих компаний, если доходность по банковским депозитам пока остается более привлекательной? Конечно, «Сбер» и ВТБ могут обмениваться акциями друг друга, но на самом деле сейчас важнее понять, как привлечь в экономику десятки триллионов рублей, накопленных на депозитах, в первую очередь у населения. “Замораживать” эти средства было бы, на мой взгляд, неправильно, как и принудительно конвертировать их в акции.
Такой сценарий полностью исключен?
Александр Шохин: Да, полностью исключен. Только недоброжелатели могут строить подобные фантазии. Поэтому, с одной стороны, необходимо снижение доходности по депозитам, которое произойдет по мере замедления инфляции и снижения ставки. С другой стороны, требуются привлекательные, надежные и безопасные инструменты фондового рынка. Если мы будем двигаться в этих направлениях одновременно, появятся и ресурсы для приватизации, и возможности, связанные как с уменьшением госдоли в госкомпаниях, так и с продажей национализированных или обращенных в казну предприятий. Вот сегодня пришло сообщение, что Росреестр зарегистрировал аэропорт «Домодедово» как государственную собственность. Зачем государству «Домодедово»? Его следует выставить на торги. Честно говоря, я не уверен на 100%, что аргументы для изъятия «Домодедово» из частной собственности в государственную были абсолютно корректными, но это отдельная тема. Однако, поскольку все инстанции пройдены (хотя, возможно, будут еще Верховный или даже Конституционный суды), если актив попадает в казну на основании закона и окончательных судебных решений, зачем его там удерживать? Его нужно незамедлительно выставлять на аукцион. Более того, мне известен случай, когда прежние собственники, у которых актив был изъят из-за “ошибок приватизации 90-х”, готовы его выкупить. Они предлагают: определите размер ущерба в денежном выражении, мы готовы его возместить или выкупить актив, предоставив нам право первого отказа. Почему они готовы это сделать? Потому что они хорошо знают этот актив, они его фактически строили, но он оказался “токсичным” – если первая приватизационная сделка признается ничтожной, то и все последующие сделки тоже считаются таковыми. Если нынешний собственник вынужден отвечать за ошибки прошлой эпохи, даже не за свои собственные, а просто оказался в цепочке перехода прав собственности, стоит рассмотреть возможность взаимодействия с такими добросовестными приобретателями…
Это возможно, если они будут признаны таковыми. Среди оснований, по которым активы сейчас переходят в собственность государства, очень важным является статус предприятия как стратегического и наличие среди его собственников иностранных лиц, включая тех, кто имеет двойное гражданство, в том числе российское.
Александр Шохин: Это требование совершенно обоснованно. Действительно, стратегические активы, определенные законом, не могут принадлежать иностранцам или лицам с двойным гражданством более чем на установленный процент. Такие нормы существуют. Другое дело, что еще осенью 1993 года мы предлагали президенту (я лично докладывал об этом на закрытой встрече с крупным бизнесом) предоставить возможность исправить эти нарушения. Если в ходе прокурорской или иной проверки выявляется нарушение закона, прежде чем изымать актив в пользу государства, давайте дадим месяц на то, чтобы либо продать его российским собственникам, либо отказаться от иностранного гражданства или вида на жительство. Если в течение этого сжатого срока требования не выполняются, тогда уже можно передавать актив в казну. То есть многое зависит от процедур. Как ни странно, мы выступаем за соблюдение норм закона, и стратегические активы действительно не должны принадлежать иностранцам. Тем не менее, должна быть четкая процедура: например, ФАС как надзорный орган, следящий за этими вопросами, должен выносить предупреждение, уведомление и только затем применять меры в случае несоблюдения. То же самое касается различных форм нарушения антикоррупционного законодательства. Есть классическая коррупция в виде взятки, особенно крупного размера. А есть нарушения антикоррупционных ограничений, когда, например, депутат или чиновник “забыл” задекларировать какой-то актив. И за это такой депутат или чиновник не несет уголовной ответственности. Его могут лишить мандата или должности по утрате доверия, но даже административного наказания нет. При этом сам актив может быть изъят в собственность государства. Эта конфискация – самое суровое наказание за правонарушение, по которому отсутствует какая-либо другая ответственность. Мы считаем, что и здесь необходима доказательная база. Например, если чиновник, находясь на госслужбе, способствовал своей бывшей компании (даже если она была передана в управление) в получении госзаказов, это мошенничество. Его следует квалифицировать именно так, и тогда такой актив тоже может быть изъят в казну на основании решения суда и действующего законодательства. Но как доказать, были ли указания органам управления или нет? Необходимо либо четко прописать в законе, что чиновник или депутат должен передавать актив в “слепой траст” (такая практика существует, и некоторые ею пользуются) и не имеет права передавать управление родственникам (свату, брату, жене и т.д.). Нужно определить, кому именно нельзя передавать управление при переходе на госслужбу. Если такого ограничения нет, как доказать, что муж ночью в постели не давал жене указаний, куда инвестировать, кого уволить, кого нанять? Это почти невозможно, если не использовать технические средства прослушивания. Поэтому мы выступаем за четкие процедуры. Но вернусь к началу этой темы: если актив перешел в собственность государства на основании законных, прошедших все инстанции судебных решений, и при этом он не является стратегическим по закону с определенными ограничениями, его необходимо выставлять на торги. Если единственное ограничение – требование наличия российского паспорта у собственника, значит, продавать можно без всяких ограничений. Если существуют иные ограничения, например, по максимальной доле иностранного собственника (25% или 50%), то продажа должна осуществляться с учетом этих ограничений и решений комиссии по иностранным инвестициям. Опять же – процедура. И это огромный потенциал. Генпрокуратура на расширенной коллегии перед президентом отчиталась о возвращении в казну активов на 2,5 триллиона рублей, а Минфин (Антон Силуанов) рассчитывает получить около 300 миллиардов рублей в виде взноса от бизнеса. Понимаете, разница на порядок. Так давайте же поможем Минфину и российскому бюджету, пусть даже способом, который не всем предпринимателям кажется очевидным: активы, перешедшие в казну, нужно вернуть в бизнес и одновременно пополнить бюджет. Это подсказка для Минфина, который курирует приватизацию и координирует деятельность Росимущества.
Но при этом речь идет об активах, абсолютно чистых со всех точек зрения, о пакетах акций крупных компаний.
Александр Шохин: Если, например, через десять или пятнадцать лет выяснится, что актив был изъят неправомерно, его можно будет еще раз отобрать у частного собственника и снова приватизировать. Но есть и другое направление: ряд активов передается во временное управление. Это, честно говоря, конструкция, не вполне понятная многим с юридической и финансовой точек зрения. Актив переходит государству, назначается управляющий – в лице ООО или уважаемого человека. И в принципе, какое-то время доходы, генерируемые этим активом, поступают, в том числе, в распоряжение этих временных управляющих. Сейчас ведь как происходит выкуп: 60% дисконт, 35% пошлина, и только 5% получает собственник. Я бы на месте государства выкупил эти активы и выставил их на продажу. Ведь некоторые собственники соглашаются даже на эти 5%, лишь бы иметь возможность вывести их из России с заблокированных счетов по этим схемам.
А в таком случае эти собственники, с точки зрения законодательства их недружественных стран, могут продать свои доли нашему государству?
Александр Шохин: Некоторые продают и уходят. До сих пор подкомиссия при главе Минфина Силуанове по иностранным инвестициям говорит, что у них несколько десятков человек стоят в очереди на выход. Значит, договориться можно. И за эти 5% готовы бороться. Знаете почему? Потому что они уже давно списали эти активы в убытки, и 5% для них – это уже своего рода премия за их прежнее присутствие на российском рынке. Стало быть, если есть такое желание, почему не реализовать эту формулу? Пусть ВЭБ, ВТБ, «Сбер» выкупят эти активы и выставят на торги как непрофильные. На мой взгляд, существует много способов существенно пополнить казну, но не хотелось бы, чтобы это превратилось в самоцель.
Чтобы это вошло в привычку?
Александр Шохин: Да, чтобы не было соблазна: «Давайте заберем еще что-то в казну и продадим». Чего мы опасаемся – роста штрафных санкций. Мы видим, что по многим направлениям государство готово проявлять активность. Действительно, законом установлены штрафы, включая оборотные, за несоблюдение экологического законодательства, за ряд других нарушений, вплоть до планируемого повышения штрафов за нарушения правил дорожного движения для граждан. По сути, это становится планом. И вот за счет оборотных штрафов можно частично решить проблему пополнения бюджета.
Но сейчас и по персональным данным тоже будут вводиться очень серьезные штрафы, хотя и постепенно.
Александр Шохин: И тоже оборотные. В целом бизнес настроен оптимистично. Мы верим правительству, что оно действительно не планирует повышать налоги. Но верим и президенту, который неоднократно говорил о необходимости перевернуть страницу с приватизацией 90-х и начать с чистого листа. Чистый лист означает применение норм Гражданского кодекса и постановления Конституционного суда 2013 года о десятилетнем пресекательном сроке давности по хозяйственным спорам. А спор о приватизации – это хозяйственный спор. Хотя часто Генпрокуратура подает иски не как по хозяйственным спорам, а инициирует дела о нарушении нематериальных, конституционных прав граждан – на благополучие, здоровье, светлое будущее и так далее. А если это не срабатывает, то могут возбудить и уголовное дело.
Тема миграции весьма острая и вызывает противоречивые мнения как с общественной, так и с экономической точек зрения. Существует ли диалог между деловым сообществом в лице РСПП и представителями власти, включая силовые структуры, которые в значительной степени определяют применение законодательства?
Александр Шохин: Диалог, безусловно, есть. Существует межведомственная комиссия под руководством Дмитрия Анатольевича Медведева, в которую вхожу я и президент Торгово-промышленной палаты. Мы ведем обсуждения по этим вопросам с Минтрудом и МВД. Что, на мой взгляд, делается правильно сейчас? Это формирование цифрового профиля мигранта, возможность дактилоскопии на границе. Необходимость медицинского обследования мигрантов в странах исхода, особенно при организованном наборе. Потому что приезд больших групп людей с инфекционными заболеваниями недопустим. В странах исхода также можно оценивать уровень квалификации. Сейчас законодательство об организованном наборе либо уже принято, либо находится на завершающей стадии. Другое дело, что организованный набор пока не охватывает все миграционные потоки. Приезжают группы по организованному набору, но потом люди “растворяются”, работодатель не может их найти, хотя по этой схеме он несет за них ответственность. Поэтому, безусловно, необходимы цифровые инструменты контроля за перемещениями и соблюдением правил. Второе, что волнует всех: как быть с мигрантами – приезжать с семьями или без? Стоит ли перенимать опыт стран Персидского залива, где мигранты работают год по контракту, возвращаются, потом могут приехать снова, но без семей? Кстати, именно поэтому мужское население там значительно превышает женское. Возможно ли такое у нас? Вероятно, в рамках визового режима это реализуемо, особенно при организованном наборе. Здесь другие требования: не обязательно знать законодательство, язык и так далее. Приехали работники из Вьетнама, Мьянмы или Филиппин, отработали три месяца, их организованно отправили обратно, приехала новая партия. Это другой принцип, вахтовый метод. И действительно, сегодня я модерировал российско-индонезийскую сессию, и их представители говорили, что готовы поставлять рабочую силу, но не при жестких требованиях к знанию языка, культуры и т.д. Они ориентированы на вахтовый метод.
Приезжать на несколько месяцев? В составе группы с переводчиком?
Александр Шохин: Более того, у них переводчик часто уже есть в смартфоне, и базовые вещи они могут понять, используя телефон или переводчик. Отдельная ситуация – страны Евразийского экономического союза и наши ближайшие соседи, не входящие в него – Узбекистан, Таджикистан. Там уже сформировалась миллионная диаспора каждой из этих стран в России, и выслать этих людей невозможно. Необходимо интегрировать их в культуру здесь, чтобы дети учили русский язык, чтобы не возникало зон компактного проживания, недоступных, в том числе, для правоохранительных органов. Это сложные задачи, но мы понимаем озабоченность не только правоохранителей, но и политического руководства страны. Очевидно, что за последние годы численность трудовых мигрантов сократилась примерно вдвое.
Каковы последствия этого сокращения?
Александр Шохин: Ну, Центробанк охлаждает экономику, и такого высокого спроса на рабочую силу на стройках, как раньше, нет. Но это хорошая возможность использовать эту передышку для упорядочивания не только миграционных потоков, но и для нормализации жизни сформировавшихся диаспор в России. Некоторые диаспоры интегрированы нормально, например, армянская, азербайджанская – к ним практически нет вопросов. Но важно не допустить возникновения компактных районов проживания, где может укореняться фундаментализм, например, исламский. Это серьезная задача. Мы же понимаем, что в том же Таджикистане и Узбекистане отношение к фундаменталистам гораздо жестче, чем в России. Мы только начинаем сталкиваться с этим, а там уже давно контролируют ситуацию. Значит, нужно перенимать их опыт. Думаю, эти проблемы во многом решаемы. Нам придется их решать, потому что наша демографическая ситуация такова, что только за счет молодых, растущих экономик с высоким приростом населения и значительной долей молодежи трудоспособного возраста можно решить наши вопросы. Многие страны идут этим путем, но и они сталкиваются с теми же проблемами, которые мы сейчас обсуждали – Франция, Европа в целом.
То есть важно видеть разные аспекты проблемы.
Александр Шохин: Мигрантов использовать нужно, но, безусловно, сейчас я бы делал акцент на организованный набор и привлечение из визовых стран, чтобы на этом примере отработать идеальную модель привлечения мигрантов, параллельно решая проблемы, возникшие из-за недостаточной урегулированности этой сферы в предыдущие годы.
Максим Соколов 
Артём Науменко